Олег Меньшиков: Можно сесть, распустить щупальца, как осьминог, и из кабинета выехать только вперед ногами

Актер и режиссер Олег Меньшиков стал художественным руководителем Театра им. Ермоловой. «Сноб» поговорил с ним о новом назначении, о том, что общего между президентом и руководителем театра, и о причинах, которые заставляют людей соглашаться на подобные должности

Это первая большая должность, на которую вас назначили. Вы этого раньше намеренно сторонились?

Да. Если бы года три-четыре назад мне сказали, что со мной это случится, я бы не поверил. Мне не раз недвусмысленно намекали на возможность взять художественное руководство одного из московских театров в свои руки. Я всегда отказывался, потому что не было ни желания, ни готовности, ни необходимой безжалостности.

Почему сейчас согласились?

Чтобы заниматься творчеством.

Но чтобы заниматься творчеством, необязательно становиться художественным руководителем.

Для того чтобы заниматься театральным творчеством, нужно очень много: репетиционная база и возможность выбирать пьесы по своему желанию, а не подстраивать материал под те условия, в которых существуешь.

А что вы будете делать еще?

В том числе я буду заниматься ребрендингом театра, менять мебель в фойе, делать музей...

Совсем недавно Москву сотряс скандал в театре Маяковского, где поссорились худрук и директор, по сути, ровно из-за мебели. Не боитесь склок на эту тему?

С директором у меня проблем не будет – мы знаем друг друга еще с тех пор, когда я работал в Театре Ермоловой. Гурвич пользуется неизменным уважением среди коллег. Он выбран председателем совета директоров московских театров. Очень целеустремленный, серьезный и готовый к переменам человек. Что касается разграничения обязанностей, то я считаю, что художественный руководитель отвечает в театре за все, начиная с дизайна номерков и заканчивая аплодисментами. Ровно поэтому я как режиссер вряд ли начну в первый же год работать, пока буду решать организационные и финансовые вопросы.

Вообще есть много причин, по которым люди соглашаются на подобные должности, но они все ко мне неприменимы. Первая – финансовое благополучие, но этот пункт сразу исключается: я даже не интересовался размером оклада, поскольку точно знаю, что в театре деньги заработать можно либо на спонсорах, либо на соцзаказе.

Вторая причина – ощущение власти. Но я уже и так более десяти лет руковожу не одним десятком людей, которые подчиняются моему художественному вкусу, моим нравственным требованиям, критериям, которые я диктую. Я руковожу Театральным товариществом, духовым оркестром, рестораном. Я знаю, что власть – это ответственность за судьбы людей.

Следующая причина, по которой принимают на себя художественное руководство театром, – это гарантия спокойной старости, когда можно сесть в кресло, а дальше, как осьминог, распустить щупальца и из кабинета выехать только вперед ногами. Однако и эта причина не годится. Со мной заключают контракт на три года.

Вы же вроде хотели на пять лет?

Пять лет – это хороший срок, за который можно многое успеть. Мне сказали, три тоже неплохо – я не спорю.

Кстати, о сроках правления. Как вам кажется, справедливо, что президентский срок продлили с четырех до шести лет?

Слушайте, какая разница, у нас все равно уже двадцать лет один и тот же президент!

А есть какой-то выход из этой ситуации?

«Художественным руководителям страны» пускать к себе в труппу «молодых и талантливых режиссеров». Вот нам говорят: а кто кроме Путина? Ребята, в стране сто шестьдесят миллионов – и нет никого, кроме Путина? Не смешите! При всем уважении или неуважении к нему. Ну не может такого быть, чтобы в России не было человека, который может управлять.

А есть в России человек, которого бы вы поддержали в качестве кандидата в президенты?

А мне его не показывают.

Какие отношения должны быть у творческого человека с властью?

Никаких.

Но ведь московская власть вам театр дала?

Для меня власть – те, кто в Кремле. На департамент культуры я рассчитываю как на союзников, соратников. И я не буду делать то, что противоречит моим принципам. Я скорее уйду с этого поста, оставлю его за милую душу, абсолютно спокойно.

За кем из коллег вы следите, на кого ориентируетесь?

Скажу честно: ни на кого. Мне когда-то Зоя Борисовна Богуславская сказала: «Олег, вы человек, которого очень мало интересует творчество других». Я в курсе того, что происходит в других театрах, но не могу сказать, что сильно этим интересуюсь.

Вы приходите в театр со своей командой?

Я не буду брать в труппу никого из своих. Да им это не очень нужно: например, Саша Усов работает во МХАТе, Витя Сухоруков – в Театре Моссовета и на Малой Бронной. Более того, у востребованного актера сейчас нет стремления занять место в труппе. Скорее наоборот: занять место в труппе хотят те, кто опасается за свое будущее. Просто моя компания «Театральное товарищество» заключит с Театром Ермоловой контракт, и я перенесу на сцену театра наши спектакли. Нам же очень нужно привлечь зрителей, а пока в репертуаре многие спектакли вызывают вопросы и даже недоумение.

Театр должен воспитывать, учить любить ближнего, родину?

Это замечательно звучит, но к этим фразам мы давно относимся с иронией…

Как и вся интеллигенция, в общем-то.

Это слово вообще не произносите – я никогда не мог понять, что это такое. Те, кто сейчас себя называет интеллигентами, не вызывают у меня никаких эмоций, кроме неуважения. Что касается театра, я считаю, что миссия его – заставлять людей думать. А что, собственно, еще делает театр? Он только этим и занимается.

Вы чувствуете себя свободным человеком?

Да никогда в жизни! Публичный человек априори не может быть свободным. Он может только следовать каким-то внутренним принципам, не изменять себе. Каждый раз, когда мы врем сами себе, происходит сбой существующей в нас системы. Я боюсь, как бы моя система не развинтилась. Кем то ведь был определен мой путь, мое развитие.

Вы живете сегодняшним днем?

Стараюсь. Но я не могу не думать о завтра, хотя бы с той точки зрения, что завтра меня может не стать.

С этой точки зрения вы думаете не про себя, а про людей, которые останутся.

Про людей, которые останутся, безусловно. Но и про себя, про свою душу тоже. Мне же придется отвечать за все гадости, которые я тут наделал. Поэтому стараюсь их поменьше делать.

Представьте себе, что вы умерли, пришли к Богу, и он спрашивает: «Счастлив ли ты был, Олег?»

Я буду счастлив как минимум потому, что могу с Ним разговаривать. Это, наверное, и будет ощущением счастья. Андрей Битов мне когда-то сказал замечательную фразу. Спрашивает: «Вы верующий человек?» Я говорю: «Верующий». – «А вы знаете, какое самое потрясающее доказательство существования Бога?» «О-па», – подумал я. «Андрей Георгиевич, ну расскажите мне». И он говорит: «Мы не знаем, что происходит с нами после смерти, – кто-то наложил на это табу». Человечество знает все, кроме этого. И для меня это главное доказательство существования высших сил, милости и любви: сюда, ребята, вы попадете, только когда помрете, когда повзрослеете. А еще я верю, что если за весь день не подумал о смерти, значит, день прошел зря.